Неточные совпадения
Щеки рдели румянцем, глаза блестели, маленькие
белые руки, высовываясь из манжет
кофты, играли, перевивая его, углом одеяла.
А в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела, в голубой душегрейке [Женская теплая
кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и с наброшенным
белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
Белая бумажная
кофта, вроде женских ночных
кофт, и шаровары черные, а более синие, у богатых атласные, потом бритая передняя часть головы и длинная до пят коса, природная или искусственная, отсутствие шляпы и присутствие веера, заменяющего ее, — вот их костюм.
Третья партия японцев была лучше одета:
кофты у них из тонкой, полупрозрачной черной материи, у некоторых вытканы
белые знаки на спинах и рукавах — это гербы. Каждый, даже земледелец, имеет герб и право носить его на своей
кофте. Но некоторые получают от своих начальников и вообще от высших лиц право носить их гербы, а высшие сановники — от сиогуна, как у нас ордена.
Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец берет ваше тонкое
белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с длинной косой, в
кофте и шароварах, показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу.
Все были в
белых косынках,
кофтах и юбках, и только изредка среди них попадались женщины в своих цветных одеждах.
Рядом с ним лежала в
белой юбке и
кофте босая и простоволосая с редкой короткой косичкой старая женщина с сморщенным, маленьким, желтым лицом и острым носиком.
— Поведете? — спросила мать, вставая; лицо у нее
побелело, глаза жутко сузились, она быстро стала срывать с себя
кофту, юбку и, оставшись в одной рубахе, подошла к деду: — Ведите!
Изредка появлялся в заведении цирковый атлет, производивший в невысоких помещениях странно-громоздкое впечатление, вроде лошади, введенной в комнату, китаец в синей
кофте,
белых чулках и с косой, негр из кафешантана в смокинге и клетчатых панталонах, с цветком в петлице и в крахмальном
белье, которое, к удивлению девиц, не только не пачкалось от черной кожи, но казалось еще более ослепительно-блестящим.
Дед, в бабушкиной кацавейке, в старом картузе без козырька, щурится, чему-то улыбается, шагает тонкими ногами осторожно, точно крадется. Бабушка, в синей
кофте, в черной юбке и
белом платке на голове, катится по земле споро — за нею трудно поспеть.
От красной
кофты у него потемнело в глазах, и он едва видел её лицо на
белом блеске изразцов.
На ней была надета
белая мордовская
кофта без ворота, широкая и свободная. Тонкое полотно, прикрыв тело мягкими складками, дразнило воображение, соблазнительно очерчивая крутые плечи и грудь.
На ней была одета только широкая
кофта поверх рубашки и юбка,
белая, как снег.
Ольга встретила их на дворе, она ходила от сарая к воротам туда и обратно, в
белой юбке, в ночной
кофте, при свете луны она казалась синеватой, прозрачной, и было странно видеть, что от её фигуры на лысый булыжник двора падает густая тень.
Скоро старый мундир с изношенными обшлагами протянул на воздух рукава и обнимал парчовую
кофту, за ним высунулся дворянский, с гербовыми пуговицами, с отъеденным воротником;
белые казимировые [Казимировые — из полушерстяной материи.] панталоны с пятнами, которые когда-то натягивались на ноги Ивана Никифоровича и которые можно теперь натянуть разве на его пальцы.
Перед ним стояла дородная, высокая девица в зелёной юбке с жёлтыми разводами, в жёлтой
кофте и
белом платке на голове.
К краю обрыва подходят двое: Николай Глуховцев и Ольга Николаевна, девушка лет восемнадцати. Глуховцев в красной русской рубахе, поверх которой накинута серая студенческая тужурка, и в летней фуражке с
белым верхом; девушка в легкой летней блузе с открытой шеей; верхнюю драповую
кофту держит на руке ее спутник.
И в половине седьмого из Москвы на дачном поезде приехали экскурсанты. Во-первых, целая группа молодых смеющихся людей человек в двадцать. Были среди них подростки в рубашках-хаки, были девушки без шляп, кто в
белой матросской блузке, кто в пестрой
кофте. Были в сандалиях на босу ногу, в черных стоптанных туфлях; юноши в тупоносых высоких сапогах.
С чувством человека, спасающегося от погони, он с силой захлопнул за собой дверь кухни и увидел Наташу, неподвижно сидевшую на широкой лавке, в ногах у своего сынишки, который по самое горло был укутан рваной шубкой, и только его большие и черные, как и у матери, глаза с беспокойством таращились на нее. Голова ее была опущена, и сквозь располосованную красную
кофту белела высокая грудь, но Наташа точно не чувствовала стыда и не закрывала ее, хотя глаза ее были обращены прямо на вошедшего.
Ее худощавый стан стройно колыхался в широкой
кофте, с прошивками и дешевыми кружевцами на рукавах и вокруг
белой тонкой шеи с синими жилками. Такие же жилки сквозили на бледно-розовых прозрачных щеках без всякого загара. Чуть приметные точки веснушек залегли около переносицы. Нос немного изгибался к кончику, отнимая у лица строгость. Рот довольно большой, с бледноватыми губами. Зубы мелькали не очень
белые, детские. Золотистые волосы заходили на щеки и делали выражение всей головы особенно пленительным.
На кровати Калерия в ночной
кофте, с распущенными волосами, откинулась к стене, спустила ноги и схватилась одной рукой за левое плечо. На
белье выступила кровь. Она уже не стонала и только другой рукой силилась прикрыться одеялом.
На коленях, у его постели, в
белой юбке и
кофте, стояла онемевшая от неожиданности случившегося, от инстинктивного предчувствия близкой потери, княжна Лида.
Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в
белой рубашке,
кофте и ночном чепчике.